Противоречивый Лев Толстой

Толстой и его книги

Недавно опубликованы результаты очередного авторитетного рейтинга «100 лучших книг всех времен и народов». Традиционно, несколько строк в первой десятке занимают произведения нашего знаменитого писателя Льва Толстого. И, традиционно же, это – «Анна Каренина» и «Война и мир». При этом сам автор относился к этим своим произведениям скептически. В переписке с поэтом Афанасием Фетом писатель так отозвался о своей книге: «Как я счастлив… что писать дребедени многословной вроде „Войны“ я больше никогда не стану». Когда почитатели выразили ему восторги по поводу «Войны и мира» и «Анны Карениной» он недовольно сказал: «Это все равно, как кто-то похвалил бы Эдисона за то, что он хорошо танцует мазурку. Я больше ценю другие свои труды..»

Сегодня можно говорить о настоящем всплеске интереса к фигуре Льва Толстого. Вспомним и мы некоторые факты.

Толстой как личность соткан из противоречий. Это бесстрашный рубака – офицер, проповедовавший непротивление злу насилием. Распутник, стремящийся учить воздержанию. Основоположник учения, неприязненно относящийся к своим адептам. Богохульник, ратующий за толерантность и веротерпимость. Оккультист, именующий себя христианином.

Толстой и азартные игры

С юности будущий гений русской литературы был довольно азартен. Однажды в карточной игре со своим соседом, помещиком Гороховым, Лев Толстой проиграл основное здание наследного имения – усадьбы Ясная Поляна. Сосед дом разобрал и увез к себе за 35 верст в качестве трофея. Стоит отметить, что это было не просто здание – именно здесь писатель родился и провел детские годы, именно об этом доме тепло вспоминал всю жизнь и даже хотел выкупить обратно, но по тем или иным причинам так и не сделал этого.

Толстой и толстовство

Однако если Толстой-художник безусловно считается гением, то многие его взгляды всегда вызывали и вызывают большие споры. Спустя век после смерти мыслителя в самых разных политических дискуссиях происходит возвращение к поставленным Толстым вопросам. Более того, говорят и о возрождении толстовства.

С одной стороны, толстовство – это те люди, которые пытались выполнить заветы Толстого в области практической жизни и организовывали земледельческие коммуны. Как правило, это оканчивалось неудачей. Выяснялось, что русским интеллигентам плохо удается пахать землю, собирать урожай и так далее. Сам писатель к своим адептам относился весьма критически. Например, когда в 1909 году один сельский учитель cпросил Льва Николаевича, где можно найти земледельческие толстовские колонии, тот ему резко ответил (что писателю вообще-то не было свойственно), что он этого не знает и вообще считает устройство колоний или общин со специальным уставом «для нравственного совершенствования бесполезным и скорее вредным». При всей своей устремленности к народу, Лев Толстой до конца своей жизни оставался утонченным русским дворянином. И когда к нему приходили неумытые люди в лаптях, которые, будучи по происхождению интеллигентами, рядились в эти народные одежды, все это вряд ли могло быть ему симпатично. Поэтому к таким людям он часто испытывал антипатию.

С другой стороны, толстовство – это тип «христианства», который Толстой проповедовал. Вот это толстовство необычайно живо и сейчас. Это происходит тогда, когда мы читаем выступления политиков или актеров, вообще представителей интеллигенции, которые говорят, что в христианстве важна не мистико-догматическая сторона, а сторона моральная – не делать зла другим, исполнять заповеди, и так далее. Когда они это говорят, они, может быть, сами того не осознавая, проповедуют вполне близкие Толстому взгляды. Это толстовцы в новой, современной обертке. Это толстовство присутствует на протяжении всей истории ХХ века. И в России, и в Европе.

Правда и то, что последователей Толстого во все времена отличали непримиримость и фанатизм, и еще большой вопрос – победи толстовство, не кончило ли бы оно все теми же «арестантскими ротами для исправления заблудших душ», которыми кончили и большевики. Не зря коммунисты, в конце концов, признали Толстого своим, и сам Ленин окрестил его «зеркалом революции».

Толстой и революция

Существуют реальные документы, которые показывают, что те или иные публицистические статьи Толстого, например, знаменитая «Солдатская памятка», способствовали разложению армии. Сами члены социал-демократической партии указывали на это, хотя и Толстой, и его идеи были очень далеки от идей социал-демократов. Как известно, он проповедовал непротивление злу насилием, то есть был категорически против каких-то насильственных переворотов. Но его публицистика оказалась очень полезной с точки зрения конкретной реализации социал-демократических задач – разложения армии, критики государства и так далее. Все это социал-демократам, а затем и большевикам, было на руку.

 Если бы Толстой дожил до 1917 года, то, конечно, он революцию бы не принял, но более интересный вопрос состоит в том, понял бы Толстой, что он тоже в какой-то степени несет вину за то, что произошло в 1917 году?

Проклятие, которого не было

В церковном значении анафема – то, что предано на окончательный суд Божий и о чем (или о ком) церковь уже не имеет ни своего попечения, ни своей молитвы. Объявляя кому-то анафему, она тем самым открыто свидетельствует: данный человек, пусть даже и именует себя христианином, таков, что своим мировоззрением и поступками сам удостоверил – к Церкви Христовой он не имеет никакого отношения. Анафема означает не просто отлучение, а свидетельствование церкви о том, о чем виновный, со своей стороны, давно сам знал и был в том утвержден: его мироощущение, позиции и взгляды с церковными никак не совпадают, никак не соотносятся.

Все перечисленное в полной мере относится к писателю Льву Толстому. Его отношения с Церковью часто воспринимаются как неравный бой героя-одиночки с государственным учреждением, бездушной чиновничьей машиной. Толстой имел множество последователей своего учения, как при жизни, так и после смерти. Многие из них в противостоянии Толстого и церкви заняли сторону писателя. Так, Куприн написал свой нашумевший рассказ «Анафема», всколыхнувший общественное мнение с новой силой. Хотя рассказ этот заведомо представляет собой художественный вымысел, обманутая гением Куприна интеллигенция приняла эту провокацию за чистую монету, и никто не вспомнил о том, что с 1869 года и до революции в Русской Церкви при возглашении анафематизмов в чине Торжества Православия не упоминались имена ни еретиков, ни государственных преступников, ведь позиция церкви заключается в том, что нельзя проклинать ни живых, ни умерших. Поэтому анафеме чаще предается какое-то учение, а не его основатель. А учение Толстого действительно антицерковно – и по букве, и по духу. Сам Толстой, отвечая на определение Святейшего Синода, отлучающее его от Церкви, говорил: «То, что я отрекся от Церкви, называющей себя православной, это совершенно справедливо... То, что я отвергаю непонятную троицу и не имеющую никакого смысла в наше время басню о падении первого человека, кощунственную историю о боге, родившемся от девы, искупляющем род человеческий, то это совершенно справедливо». С той же неумолимой последовательностью Толстой отвергает крещение младенцев, прощение грехов на исповеди и прочие таинства Церкви, которые называет не иначе как «низменным, грубым колдовством». Церковное причастие он называет обоготворением плоти.

Ряд церковных иерархов ещё с конца 1880-х годов обращались к Синоду и к императору Александру III с призывом наказать Льва Толстого и от лучить его от Церкви, однако император отвечал, что «не желает прибавлять к славе Толстого мученического венца».

Однако после выхода в свет толстовского «Воскресения», содержащего хулу на все, что дорого сердцу православно верующего человека, молчать уже было нельзя. Вот что писал об этом в своем дневнике святой праведный Иоанн Крондштадтский: «3емное отечество страдает за грехи Царя и народа, за недальновидность Царя, за его потворство неверию и богохульству Льва Толстого и всего так называемого образованного мира министров, чиновников, офицеров, учащегося юношества. Господи, вразуми студентов; вразуми власти; дай им правду Твою и силу Твою, державу Твою. Господи, да воспрянет спящий Царь, переставший действовать властью своею».

Церковь могла по-разному говорить, она могла издать документ, написанный языком отца Иоанна Кронштадтского, но был издан очень мягкий документ – синодальный акт, которым Церковь просто констатировала, что Толстой более не является членом Церкви, потому что он сам этого захотел. Более того, в синодальном акте 20-22 февраля говорилось, что Толстой вновь может вернуться в Церковь при условии принесения покаяния. Однако и сам Толстой, и его окружение, и большинство русских людей восприняли это определение как какой-то неоправданно жестокий акт. Когда Толстой приехал в Оптину пустынь, то на вопрос, почему же он не пошел к старцам, он ответил, что ну как же, я же отлучен.

Толстой и одиночество

В Ясной поляне жуткое впечатление производит могила Толстого, одинокая могила над обрывом, вдали от места, где захоронена вся его семья: и предки, и дети, и почти все родные. Воистину, эта могила – символ его одиночества.Это был действительно одинокий человек. В какой-то момент он вдруг увидел, что его взгляды никто разделить не может. Для семьи они были неактуальны, неинтересны, потому что Софья Андреевна была совершенно другим человеком. В дневниках Толстого про нее написаны очень неприятные вещи. Почему он, будучи автором этического учения, превратил в такой ад жизнь свою и своих близких? Если посмотреть дневники последних лет его жизни, по ним видно, что он терпит идейный крах. Его жизнь фактически идет вразрез с тем, что он писал. Он сознает, что не может реализовать свою жизненную программу, свои идеи. Но он не хочет понять, что это не случайно, не потому что он не прилагает своих собственных усилий, а потому что сами идеи беспочвенны.

Дело в том, что всякий человек, который хочет быть просто моралистом, не веря в Того, Кто является источником морали, всякий человек, который отвергает Христа, но принимает Его учение, в конечном итоге все равно разрушает свою жизнь.

Когда в Оптину пришла весть о том, что Лев Николаевич умирает, к нему по поручению Синода был направлен старец Варсонофий. Однако родственники не допустили старца к умирающему писателю и даже не известили Толстого о его приезде. В своих воспоминаниях Варсонофий жаловался: «Не допустили меня к Толстому… Молил врачей, родных, ничего не помогло… Хотя он и Лев был, но не смог разорвать кольцо той цепи, которою сковал его сатана».

Софья Андреевна, желая провести церемонию отпевания мужа, нашла, несмотря на запрет Синода, некоего священника, который 12 декабря 1912 года на могиле графа совершил заказанную церемонию. Всвязи с чем в мартовском за 1913 год номере журнала Московской духовной академии «Богословский вестник» был напечатан «Ответ священнику, совершившему отпевание на могиле графа Толстого», в котором объяснялось, что эта церемония не может считаться отпеванием и должна рассматриваться как частная молитва.

«…Я действительно отрекся от Церкви, перестал исполнять ее обряды и написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали ко мне церковных служителей и мертвое мое тело убрали бы поскорее, без всяких над ним заклинаний и молитв, как убирают всякую противную и ненужную вещь, чтобы она не мешала живым», – писал сам Толстой.

И вот, напрашивается вопрос: как быть со школьным курсом литературы? Ведь раз учение Толстого настолько пагубно, то получается, надо оттуда Толстого выкинуть? Думается, что здесь для нас важна некоторая широта взглядов. Да, Толстой – человек, который отбросил от себя Церковь, но даже в этом он остается русским человеком XIX века, даже в этом он остается частью русской культуры.

Ведь, как сказал Василий Розанов, защищая Толстого: «Великий дуб вырос криво, но оттого не перестал быть великим дубом». Даже заблуждения великого человека значительны и многое могут рассказать нам о времени и мире.