Печатается по первопубликации: Тютчевский сборник, Таллинн, 1990. С. 108—141. Перепечатка: Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Таллинн, 1993. Т. 3. С. 145—171.

Примечания:

1   …«соединение несоединимых: романтизма и барокко». — Характерна эта проговорка Ю. М. Лотмана: у Л. В. Пумпянского последние слова этой фразы-вывода и всей цитируемой статьи звучат иначе: «…романтики и барокко». См. наш комментарий к републикуемой в Антологии статье Л. Пумпянского.
2   Подобно тому как теоретическая идея, лежащая в основе книги М.М.Бахтина о Рабле… — Свое отношение к книге М.М.Бахтина «Творчество Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса» (М., 1965) Ю. М. Лотман выразил в обзорной статье-рецензии, написанной совместно с Б. А. Успенским (Вопросы литературы. 1977. № 3. С. 148—167). Ю. М. Лотман принимал личное участие в судьбе М. М. Бахтина; Б. Ф. Егоровым опубликованы фрагменты их переписки (см.: М. М. Бахтин: черты универсализма//Проблемы бахтинологии. Вып. III. СПб. В печати). Именно Ю. М. Лотману принадлежит словечко, вынесенное позже на обложки трех петербургских сборников «Проблемы бахтинологии», издаваемых с 1991 г.
3   …и столь же сильным порывом «вкусить уничтоженье». — Историческим источником этого суждения служит статья С. Л. Франка, упомянутая в начале работы Б. М. Эйхенбаума «Письма Тютчева» (1916) и в исследовании  Ю. М. Лотмана.  В эссе  С. Л. Франка  «Космическое  чувство в поэзии Тютчева» (1913; воспроизведена в Антологии) дан комментарий художественной онтологии Тютчева, в том числе и оппозиции ‘бытие/небытие’.
4   Однако в словаре Тютчева «кипит»… — Ср. анализ (в духе В. Гумбольдта и А. А. Потебни) исторической семантики ‘кипятка’ и внутренней формы этого слова в лингвистическом эссе П. А. Флоренского «Строение слова» (Контекст’1972. Литературно-теоретические исследования. М., 1973. С. 348—369).
5   …(Н. Я. Берковский указал <…> с идеями и текстами Шеллинга.). — См.: Берковский Н. Я. Ф. И. Тютчев (1969) // Берковский Н. Я. О русской литературе. Л., 1985. С. 176—177. Здесь же говорится: «По Тютчеву, владеть каким-то явлением — это знать его не только в готовом виде, но и в черновом, недосозданном. Утро нужно знать с самого его рождения, человека — в те минуты, когда открывается подпочва его личности, когда все острое и характерное в нем ослабевает. Это не значит, что Тютчев черновое состояние ставит выше белового, дохарактерное выше характерного. Он хочет знать, какие еще возможности содержатся в человеке, чем и как он способен обновлять себя. Очевидно, в этом смысл стихотворения “Тени сизые смесились…”, в котором как бы воспроизводится генезис личной души, начиная от первозданного безразличия, где личное еще не отделилось от безличного, сознательное от материального: “Все во мне, и я во всем…” Здесь допустима некоторая аналогия с Шеллингом, считавшим, что воспроизводить историю вещей, их генезис — это и значит познавать их по существу. В стихотворении “Тени сизые смесились…” человек как бы нырнул в собственную предысторию, которая, однако, шире того, что он сделал из нее в своей сознательной жизни. Здесь слышны и тоска расставания с самим собой, и восторг каких-то новых его приобретений, возможных для человеческой личности, познавшей свои богатства, так и оставшиеся без движения» (Указ. соч. С. 169). Небесполезно сопоставить эти рассуждения Н. Я. Берковского, звучавшие в российской ситуации 1969 года весьма неординарно, с религиозно-этическим комментарием формулы «все во мне, и я во всем!..» (1966. 1, 75) другого автора из другой столицы Европейского континента, который в те же примерно годы припомнил этот тютчевский афоризм, размышляя над тем внутренним состоянием души Раскольникова, когда в нем просыпается герой пантеистического сценария тютчевской пиесы: «Крайняя усталость, истощение сил телесных и душевных дают ощутить приближение конца, умирания и, одновременно, обостряют внутреннюю зоркость: человек двоится, троится в себе и начинает видеть таинственную связь со всем происходящим вокруг него. Все им видимое, живет отдельной жизнью, но в то же время он воспринимает это как прямое продолжение самого себя. Подобное состояние охватывает человека, когда он стоит на грани погасания, чему вполне соответствуют сумерки, растворяясь в них, можно лишь повторить сказанное Тютчевым: “все во мне, и я во всем”. Но это ощущение слияния с миром, с точки зрения христианской, греховно: оно порождено не цельной, а раздробленной, потерявшей себя личностью» (Мейер Г. Свет в ночи (О «Преступлении и наказании»). Опыт медленного чтения / Предисл. Н. Тарасовой. Франкфурт-на/М., 1967. С. 211).
6   …предложенную Тютчевым в споре с Шеллингом… — См. о «безумии креста» в реплике Тютчева в передаче К. Пфеффеля (ЛН. 2, 37).
7  См. примеч. 4 к статье В. Вейдле «Поэзия Тютчева».
8  (…аравийской земли…»). — См. углубление этой темы в статье Ю. М. Лотмана «Проблема Востока и Запада в творчестве позднего Лермонтова» (Лермонтовский сборник. Л., 1985. С. 5—22).
9  Восприятие радуги как символа мгновенности в природе… — См. об архаической и масонской символике ‘радуги’ во вступительной статье Ю. М. Лотмана к изданию: «Поэты 1790—1810 гг.» (Л., 1971). Ср. «В “Вечерах…” Гоголя цвета чисты от радуги; тенденция цвета — вспыхнуть, дать отсверк…» (Белый А. Мастерство Гоголя. М.; Л., 1934. С. 123).
10 …как справедливо отмечала Л. Я. Гинзбург… — «Личность — ни биографическая, ни условно лирическая — так никогда и не стала средоточием поэзии Тютчева» (Гинзбург Л. Я. О лирике. 2-е изд., доп. Л., 1974. С. 96).