Впервые: 1803. Печатается по изданию: Собрание сочинений и переводов адмирала Шишкова Российской Императорской Академии Президента и разных ученых обществ члена. СПб., 1824. Ч. II. С. 119--139.
    
В 1803 году А. С. Шишков издал свое знаменитое "Рассуждение о старом и новом слоге российского языка", в котором подверг критике карамзинский "новый слог", прежде всего лексические, фразеологические и стилистические заимствования из французского языка, а в 1804 году в ходе дискуссии между "шишковистами" и "карамзинистами" выпустил также "Прибавление к сочинению, называемому "Рассуждение о старом и новом слоге российского языка", или Собрание критик, изданных на сию книгу, с примечаниями на оные" и ряд статей, где подчеркнул издержки "нового слога": манерную перифрастичность, связанную нередко с неумеренным и непродуманным употреблением заимствованных слов и несвойственных русскому языку синтаксических оборотов, и "одинаковость" не только во всех разновидностях литературы, но и в "разговоре".
   Имея в виду известное высказывание Карамзина, что только в новое время "образуется приятность слога", Шишков писал: "Я долго размышлял, вподлинну ли сочинитель сих строк говорит сие от чистого сердца, или издевается и шутит: как? Нелепицу нынешнего слога называет он приятностью! Совершенное безобразие и порчу оного образованием!" Справедливо выступая против галломании, против увлечения заимствованием французских слов и калькированием, Шишков впадал в крайность, полностью отрицая целесообразность всяких заимствований (все заимствованные слова и кальки он предлагал заменять словами "славянорусскими", которые в большинстве своем представляли собой архаизмы или неудачные новообразования по старым моделям). Церковнославянский и русский язык Шишков рассматривал как две стилевые разновидности одного и того же языка. Позиция "карамзинистов" выглядела прогрессивнее, они провозгласили принцип сближения литературного и разговорного языка. П. И. Макаров в журнале "Московский Меркурий" (1803. No 12) писал, что язык должен быть единым "равно для книг и для общества, чтобы писать как говорят и говорить как пишут". Однако Карамзин и его последователи ориентировались на разговорный язык светских женщин, хотя и не находили в нем того, что полностью соответствовало бы их вкусам. Не нравилось им и все то, что было сделано в области русского литературного языка и предшествовавшими писателями. В статье "Отчего в России мало авторских талантов?" (1802) Карамзин писал: "Истинных писателей было у нас еще так мало, что они не успели дать нам образцов во многих родах; не успели обогатить слов тонкими идеями; не показали, как надобно выражать приятно некоторые, даже обыкновенные, мысли. Русский кандидат авторства, недовольный книгами, должен закрыть их и слушать вокруг себя разговоры, чтобы совершеннее узнать язык. Тут новая беда: в лучших домах говорят у нас более по-французски! Милые женщины, которых бы надлежало только подслушивать, чтобы украсить роман или комедию любезными, счастливыми выражениями, пленяют нас нерусскими фразами. Что ж остается делать автору? Выдумывать, сочинять выражения; угадывать лучший выбор слов; давать старым некоторый новый смысл, предлагать их в новой связи, но столь искусно, чтобы обмануть читателей и скрыть от них необыкновенность выражения!.. -- Одним словом, французский язык весь в книгах (со всеми красками и тенями, как в живописных картинах), а русский только отчасти; французы пишут как говорят, а русские обо многих предметах должны еще говорить так, как напишет человек с талантом". Именно эти положения подвергает критике А. С. Шишков, иронически цитируя их в своей работе.
   М. П. Погодин сообщал: "Шишков, знаменитый председатель российской академии, горячий ревнитель церковного языка, вооружился против так называемых нововведений Карамзина, целою книгою, под заглавием о старом и новом слоге, которая произвела большой шум в русском литературном мире, в начале нынешнего столетия. Раздраженный Дмитриев требовал тогда непременно, чтобы Карамзин сам отвечал Шишкову. Карамзин долго отговаривался, но наконец принужден был дать слово. Когда же привезешь ты мне статью? -- спросил Дмитриев. Через две недели, отвечал Карамзин, -- и принялся за работу. Наступил срок, Карамзин привозит толстую тетрадь. Дмитриев в полном удовольствии. Начинается чтение. Дмитриев в восторге, выражает беспрестанно свое одобрение. Вот так! Вот хорошо! Прекрасно... Кончилось чтение. "Ну, ты видишь, сказал Карамзин, я написал и сдержал свое слово, исполнил твою волю. Теперь ты мне позволь исполнить свою". И с этими словами бросает свою тетрадь в камин" (Погодин М. П. О Карамзине, как человеке и гражданине // Всемирный труд. 1867. No 1. С. 200).
   В то же время ни "карамзинисты", ни "шишковисты" не обратились к богатству общенародной речи, лишив жизнеспособности свои языковые идеи. Будущее в этом смысле принадлежало И. А. Крылову и А. С. Пушкину. Однако полемика о "новом слоге" принесла большую пользу и самому Карамзину: трудясь над своей "Историей", он стал глубже всматриваться в язык летописей, достигая выразительности, точности и краткости -- первых достоинств прозы.